Бежали мы с Ходько прежде всего, как я уже рассказывал, за границу. Миновали Львов, Краков, Вену, Мюнхен; переехали благополучно Баденское озеро; но здесь, в швейцарском пограничном городке, у нас произошло неприятное столкновение.
-- Haben sie Pass? {Имеете ли вы паспорт?} -- спросил меня один из пограничных жандармов.
-- Kein Pass ich habe {У меня нет паспорта.}, -- ответил я.
-- Warum? {Почему.}
И стал он толковать о том, что при переезде через границу всякий должен иметь паспорт.
-- Ich weisse nicht deutsch sprechen {Я не умею говорить по-немецки.}, -- заметил я ему.
Жандарм даже рассердился, услышав это, предполагая, должно быть, что я притворяюсь незнающим языка.
-- Kein Pass ich habe {У меня нет паспорта.}, -- твердил я между тем одну и ту же фразу несколько раз. Ходько молчал.
Вскоре к нам подошел второй жандарм. Посоветовавшись между собою, один из них вытащил записную книжку и принялся расспрашивать нас, откуда и куда мы едем. Имея в виду скорое возвращение в Россию, нам не хотелось об'являть себя русскими. Мы боялись, чтобы нас не проследили. И потому кое-как на ломаном немецком языке я об'яснил жандарму, что мы поляки и едем из Галиции. Сведения эти еще больше заинтриговали жандармов; они принялись еще подробнее расспрашивать наши имена, фамилии и проч. На все детали я отвечал, конечно, вполне детальной ложью, а он все это записал в свою книжечку. Но вот наконец поезд готов; мы вскочили в вагон; жандармы тоже сели в соседний вагон, и поезд двинулся.
Во время пути мы размышляли и рассуждали о случившейся истории и не знали, чем ее об'яснить. Только потом все нам выяснилось. Оказалось, что около этого времени швейцарские власти поймали поддельные ассигнации (кажется, французские), и полиция разыскивала несколько человек поляков, скомпрометированных по этому делу. Когда же мы в Романсгорне назвались поляками, то жандармы приняли нас, очевидно, за разыскиваемых; но потом, должно быть, проследивши и убедившись в нашей невинности, оставили нас в покое.